Людмила Громыко

«Спички» Константина Стешика
Режиссер Татьяна Ларина
Сценография и костюмы Екатерины Шиманович
Видеоконтент Артемия Калинина
Музыка Эрика Орлова-Шимкуса, Дмитрия Есеневича, Михаила Зуя
Перевод с русского языка Марии Пушкиной
Национальный театр имени Янки Купалы

Есть конфликты, в которых не бывает победителей. Да и роль третейского судьи, очевидно, не моя роль. Поэтому, конечно, лучше бы конфликтов не было. Особенно таких, которые летят как снежный ком с горы, сметая на пути и правых, и виноватых, а разрешаются всегда с позиции силы или отнюдь не Богом данных полномочий.

В общем, с премьерой в Купаловском театре, господа.

Правда, кого конкретно поздравлять с премьерой не очень понятно. Как я понимаю, ответственность за совершенное на себя никто не берет. В программке все красиво: «Спички» Константина Стешика. Режиссер Татьяна Ларина. На самом деле речь «о грубом вмешательстве в спектакль Николаем Пинигиным». Вот здесь все вопросы и начинаются. В те времена, когда хотя бы видимость приличий соблюдалась, бывали случаи, когда в афише над именем очередного режиссера возникало имя художественного руководителя, хотя не всем и не всегда это нравилось. Но времена изменились, и теперь все происходит иначе, по-отечески, как в поговорке – «прыйшоў тата и сякеркай паправіў». И не беда, что список исправленных спектаклей в Купаловском внушителен. И что не все режиссеры после этих правок оправились. Да только вот со «Спичками» прорвало. Претензии поочередно предъявили драматург и режиссер.

Конечно, очень хотелось, чтобы спектакль получился. Во-первых, потому что авторы «новой драмы» на белорусские подмостки пробиваются с трудом, а «феномен белорусской драматургии» существует в основном за пределами страны. Во-вторых, потому что «чужих» в Купаловском не любят, а режиссеров стране ой как не хватает. Парадоксальная ситуация, не правда ли? Лично принимала возмущение и недоумение от признанного и титулованного актера по поводу этюдного метода работы Анатолия Праудина. Как-то не задалось у Андрея Бакирова, Альгирдаса Латенаса. Что уж говорить о тех, кто в профессии делает первые шаги. «Войцека» Юрки Дивакова-Душевского вообще взяли и закрыли на пике абсолютного успеха у публики. Дабы не повадно было? – напрашивается вопрос.

«Спички» Константина Стешика. Национальный театр имени Янки Купалы.

Однако в данном конкретном случае вся беда в том, что «исправленные» «Спички» кроме очевидной актерской пустоты явили зрителям и некоторый набор актерских штампов, которые не без удовольствия десятилетиями тиражируются на лучших подмостках страны. Сценической редакции Татьяны Лариной я не видела, от новой версии она отмежевывается, говорит о том, что спектакль лучше снять. Поди теперь разберись. Тем не менее, на просмотре не покидало странное ощущение. Если закрыть глаза, вполне себе радиоспектакль с пафосной интонацией 70-х (ну почему Стешика играют как Макаенка? ладно, как «Сымона-музыку», в конце концов!). Если открыть глаза – интересно следить за мимикой. Однако актерская многозначительность никак не связывается с сюжетной линией пьесы. Заваленный ритм, внутреннее напряжение в спектакле не возникает прежде всего потому, что смысловая линия прочерчивается с трудом. Дело тонкое, но так всегда бывает, когда разыгрывается текст, когда играют реплики, сиюминутные ситуации и ничего не оставляют на потом. Конечно, самое сложное в спектакле выстроить труднодостижимое «о чем»? Но если не выстраивать, это всегда работа на авось. Вывезет – не вывезет. Пинигин выстраивать умеет, кто сомневается?

Иван Кушнерук (Толя), Кристина Дробыш (Маша).

Тогда почему в роли Собачницы актриса Екатерина Олейникова сразу выдает результат? Перед нами городская сумасшедшая. Одинокая женщина, на лице которой общая женская неудовлетворенность оставила неизгладимый след. Глазом берешь. И этого недостаточно для спектакля, слишком мало для пьесы Стешика и для одной из ее контрапунктных ролей. Каждый эпизод – как начало нового спектакля. Мизансценически многие эпизоды начинаются в одной точке, на скамейке… Но развития действия не происходит. Вялотекущие диалоги, которые выстреливают в никуда. Хотя у драматурга действие развивается стремительно. И возникает живой, узнаваемый, пульсирующий мир. И люди в нем, и человек, которому больно жить. Развивать и интерпретировать эту историю можно бесконечно. Пространство для мысли и чувств – одно из главных достоинств пьесы. Но актерам двинуть историю никак не удается, возможно, из-за лишнего акцентирования слов в каждой фразе. Что главное – непонятно. Эпизод в больнице только эмоционально пристегнут к действию, но зачем он – снова загадка. Владимир Роговцев (Дедок) и Вячеслав Павлють (дядя Вася) все внимание берут на себя, уверенно демонстрируя выспевшее актерское мастерство. Но смыслово его трудно с чем-то соотнести, потому что все в спектакле распадается на отдельные эпизоды. В каждом из них свой эмоциональный всплеск. Вот Маша (Кристина Дробыш) с трагически запрокинутым лицом и растопыренными пальцами. И эта актриса играет состояние, зафиксированный результат. Вся в себе? Но что в ней – в лучшем случае поймем только из текста.

Апофеозом спектакля становятся сказки Толи для дочки, исполненные актером Иваном Кушнеруком так, что любую дочку можно до смерти напугать. У Стешика эти эпизоды оторваны от жестко очерченной событийной линии пьесы. Они исповедальные, в них квинтэссенция смысла и это живой литературный ход. Повествовательность особого свойства, вовсе не чуждая театральному пространству. Они искренние, в них нет претенциозности, есть тонкий духовный контраст жесткому и безжалостному человеческому бытию. Но, наверное, самое неожиданное в этом спектакле – претенциозность театральная, которая именно в этих эпизодах разгорелась ярким пламенем. Маловыразительный в предыдущих сценах актер, что называется, проснулся. Если до первой сказки спектакль двигался по эмоциональным кочкам, то здесь получилась целая пафосная гора. Человек с угрожающим отчаянием мечется посреди белых вертикальных столбов в бликующих всполохах огня (театральная лексика прошлого тысячелетия). Текст произносится невнятно, из-за нечеткой дикции трудно понять смысл. Ну и, конечно, смерть – это не то, что красиво.

Владимир Роговцев (Дедок), Вячеслав Павлють (дядя Вася), Иван Кушнерук (Толя).

В современном театре произвольное обращение с авторским текстом – дело житейское. Пьесы переназываются, добавляются вторые названия, часто сомнительные с точки зрения литературного вкуса, эпизоды вычеркиваются и переписываются. Но это ли самое большое зло? Изменить не просто содержание, – смысл драматургического произведения, можно не редактируя в нем ни строчки. Как быть в таком случае? Возможно, стоит исправлять!

Фотографии: Национальный театр имени Янки Купалы, авторы: Павел и Варвара Медведевы.