Людмила Громыко

«С училища» Андрея Иванова
Режиссер Александр Марченко
Художник Андрей Жигур
Live-проекция Игоря Вепшковского
Видео Екатерины Чекатовской
Звук Ксении Корольчук
Художник по свету Ирина Буката
Центр визуальных и исполнительских искусств «Арт корпорейшн»

Спектакль «С училища» Андрея Иванова и режиссера Александра Марченко – словно жизнь не по правилам, в которой не все до конца понятно. В существующей действительности есть вещи, о которых лучше не думать, так считают многие. Однако создатели спектакля считают иначе. Конечно, можно было просто пересказать сюжет, покопаться в бытовых подробностях, поморщиться от представленных реалий. Ведь в каком-то смысле сама эта история вовсе не нова. Танька любит Сережу, Сережа на спор овладевает Танькой, все заканчивается трагедией. Сколько таких трагедий на спор было пережито в театре, показано в кино, пересказано в литературе. Только почему-то «С училища» Андрея Иванова и Александра Марченко вызывает в памяти толстовскую «Власть тьмы», – сцену, когда косточки младенца хрустнули.

«С училища» Андрея Иванова. Центр визуальных и исполнительских искусств «Арт корпорейшн»

Вот примерно что-то похожее, как если представить, что косточки младенца хрустнули, – ощущаешь на спектакле, в котором действие стремительно развивается в русле ужасающих подробностей. Но что подробности сами по себе – даже многократно усиленные, щедро пересыпанные отборным и могучим русским матом. И что нам ненормативная лексика, которая, к слову сказать, здесь вовсе не для связки слов. Главное – густой быт как естественная среда неэстетической жизни, где подлость выспевает на островках скуки, пресыщения, духовной неразвитости, физиологической жажды наслаждения. «Сопокл» – тупо повторяет своему возлюбленному «преподу» философии Танька, главная героиня представленного духовного гетто. И этот неусвоенный «сопокл» для нее – попытка выхода за пределы раз и навсегда очерченного жизненного круга.

Анна Семеняко (Танька).

В спектакле возникает контекст, многослойный, изобилующий культурными отсылками, они словно острова памяти, разбросанные по эпохам. Среди постмодернистских знаков и намеков абсолютно свободно разворачивается сюжет, а его главный посыл вырастает из грубого, не отчищенного, нищенского быта. Игра деталями, акцентами, предметами. Все соединимо со всем. Предметы акцентируются актерами. Контекст наполняется содержанием. Даже больше – смыслом. На полуразбитых бюстах античных философов, которые плачут кровавыми слезами (достоялись-таки до современной хабзы), Танька зажигает дешевые свечи. Ослепительно белые зубы на портрете Солодухи (недостает одного) прекрасно рифмуются с пророческим сном героини, но не только. Мини-колонны, копии колонн, когда-то подпиравших небо первой в мире демократии, теперь только сподручный дешевый реквизит. Выцветший, явно из советских времен, ковер над кроватью спившегося, обездвиженного Егора – как закономерный итог его ничего не стоящей жизни. Есть еще барбершоп, социальные сети, вискарь. Карпы, задохнувшиеся в пластмассовом корыте. Несмываемый с рук запах рыбы. Мать Сережи (Людмила Сидоркевич) и отец Таньки (Александр Молчанов) как существа, застрявшие между прошлым и настоящим, с инфантильными эмоциями, отделенные от реальности плоскостью экрана.

Александр Молчанов (Егор).

Режиссерские детали работают точно, создают театральный текст по-над прописанным драматургом сюжетом. Все узнаваемо, понятно без лишних слов. И отработанный в деталях конфликт перебрасывается в психологическую плоскость. Мотивации главной героини спектакля никак не согласуются с ее действиями. Во вселенском маргинальном склепе появляются живые ростки любви. Парадоксальным образом раскрывается трепетно человеческое, то, что и является маркером новой белорусской драмы. То, что определяет ее отчаянный драматизм и генетическую тягу к справедливости. Танька в исполнении Анны Семеняко – это совсем не о дешевых провинциалках, готовых на все, чтобы пробить себе дырку в жизнь. Это об удивительным образом засевшей в мозгу жажде настоящей любви, без которой сама жизнь немыслима. И о человеческой природе, изуродованной, но не испорченной действительностью. Как такое вообще может быть? Месть в этом спектакле имеют почти религиозный характер, ибо никогда не считалась грехом, поэтому осуществляется с мистической неотвратимостью. Но есть еще ситуация скурвившегося интеллигента, обрекающего себя на подлость. Это недокультура в чистых душах взращивает горькие плоды.

Артем Курень (Сережа).

Множество тем и линий в спектакле, как шепот листвы в городском парке. Андрей Иванов исследует тайные закоулки женской психологии, а заодно и нравственные тупики нашей просто жизни, где понятия «плохо» и «хорошо» давно перестали быть чем-то безусловным. Анна Семеняко с поразительной искренностью доносит это до зрителя. Ни одного фальшивого мгновения. То же – Артем Курень (Сережа), Максим Брагинец (Костя).

Сцена из спектакля.

Концентрация смысла в спектакле достигает возможной силы и в какой-то момент кажется, что сложно выдержать этот мощный психологический напор. Мир, где границы добра и зла безнадежно размыты, выхвачен из потоков времени и спроецирован на зрителей. Но, может быть, именно такой разговор, от которого давно отвык наш театр, и необходим сегодня человеку. Будем жить?

Фотографии Игоря Чищени.