Елена Быкова

«Жоўты пясочак» Василя Быкова
Режиссер Камиля Хусаинова
Художник Анна Полякова
Могилевский областной драматический театр

Премьерой открылся 131-й театральный сезон Могилевского областного драматического театра. На малой сцене режиссер Камиля Хусаинова поставила свой дебютный спектакль «Жоўты пясочак» по одноименному произведению Василя Быкова.

Выросший из эскиза, созданного Камилей Хусаиновой в «Мастерской молодой режиссуры» во время Международного театрального форума «М.art.контакт», спектакль стал хорошим зачином на новый сезон. Его режиссер, студентка 4-го курса Российского института сценических искусств в Санкт-Петербурге (мастерская Геннадия Тростянецкого) выбрала непростой для постановки на сцене литературный материал.

Публицистичность текста, его привязанность ко времени и обстоятельствам, бытовая конкретика сложны для трансформации из плоскости ничем не ограниченной прозы в объемное пространство сцены с ее условностями. Литературный «Жоўты пясочак» довольно прямолинеен, но и до крайности человечен. В нем репрессии 1937-го – не столько следствие попытки установления единоличной власти и утверждения советской системы, сколько кризис человечности, понимания, сопереживания и самосознания – всего того, что делает нас людьми. Может быть поэтому режиссер показывает нам один маленький эпизод из огромного списка подобных. Оправиться от общего горя такого масштаба трудно, для этого потребуется еще не одно десятилетие. Не менее сложно горе такого масштаба осознать.

Пожалуй, спектаклю не хватило многослойности, проявления связей между внутренней и обыденной жизнью героев. Тем не менее, режиссер предприняла попытку углубиться в смыслы, только не в зоне их общественной значимости, а в зоне… потустороннего. В сжатом до предела пространстве малой сцены, на которой умещаются минималистичные декорации и семь героев произведения, появляются три безымянных женских персонажа.

Женщины в длинных белых платьях – противопоставление ужасам, сломанной психике, исковерканным жизням. Они воплощают собой иное пространство существования, стоящее выше реальности. Постоянно изменяющие роли, «многофункциональные», они как нити, по которым сознание способно подняться наверх; они как свет, поглощающий мрак. Им присуща некоторая отстраненность от событий, которые не вызывают у них должной реакции или сильного сопереживания, хотя эти существа наблюдают за всем и во многом сами принимают участие.

Введение этих персонажей в спектакль открывает новый уровень в понимании глубины и объема рассказанной истории, дает возможность прочтения ее в более широких вариациях смыслов. Наверное, без них спектакль вышел бы более сухим, а концовка его не была бы такой цепляющей.

Характер каждого героя выписан четко. В каждом мы видим черты, которые становятся отправной точкой для действия или бездействия, приводящих, в итоге, в знаменитый «черный воронок», обратного пути из которого нет. И пусть на самом деле он оказывается совсем не черным: обычная машина с номером «ЖА19-37Х». Каждый герой раскрывается через нарочитое преувеличение своей характерности: Шестак (Александр Кулешов) – заискивает, хитрит, действует в личных интересах, прикрываясь интересами партии; Феликс Гром (Павел Заровский) – искренне подавлен, сокрушается, что пожертвовал жизнью ради поэзии; Костиков (Андрей Корзан) – выполняет приказы без оглядки, предчувствуя, что рано или поздно окажется по ту сторону баррикад. Мотивации поступков героев понятны и просты, продиктованы политикой, бытом, невозможностью быть услышанными. Они еще живы, но уже выброшены за границу миропорядка. И несмотря на это пытаются, каждый по-своему, сохранить человеческий облик. Спектакль – еще и о свободе выбора: даже в критической ситуации, когда смерть предназначена и неминуема, а на пути к ней автозак попадает в яму и глохнет, приговоренные выходят, чтобы подтолкнуть его. Так просто и по-людски.

Ирония – инструмент, которым режиссер умело пользуется в спектакле, демонстрируя характерное для сегодняшнего дня переосмысление событий прошлого.

Имитация действий вместо самих действий, как, например, отсутствие воды в стакане, из которого пьют актеры, не нарушает последовательности изложения, цельности образов. Декорации меняют свои функции, предоставляют возможность расширения маленького пространства сцены. Так, например, металлические бочки, в зависимости от ситуации, используются как стулья, столы, барабаны, автозак же становится общей могилой. Несмотря на предельную сжатость пространства и одновременное существование в нем нескольких центральных сценических точек, требующих параллельного внимания зрителя, они не перебивают друг друга, в чем совместная заслуга режиссера и художника Анны Поляковой.

«Я мяту, мяту двор мяцёлкаю…». Народную песню Поднепровья поют девушки в белом на протяжении всего спектакля. Выбор режиссера кажется неслучайным: хоть в спектакле звучат только первые две строчки, сама песня – о нелюбимом муже, о смерти которого жена не горюет, даже наоборот…

Актеры переходят от прямой речи к слову от автора, что создает дополнительную плоскость осмысления происходящего. Стоит отметить, что «Жоўты пясочак» идет на белорусском языке – второй за последние несколько лет в Могилевском драматическом театре. В нем есть вставки на русском – там, где это оправдано логикой спектакля.

В основном, страх. Ощутимый, парящий над зрительным залом, который исходит от актеров, распространяется от каждой точки сцены.

В момент, когда в НКВД приходит разнарядка о том, в каком количестве необходимо расстрелять людей в течение месяца, к каким профессиям они должны принадлежать, жернова начинают вращаться, и никто не остается в стороне от происходящего, в безопасности. Попавший в них человек, утрачивает ценностные ориентиры и веру. Все, что у него остается, – он сам и его память.

Плач для шести голосов в одном действии, как определила жанр спектакля режиссер, оказывается одним общим, в который включается седьмой, Костиков, расстрелявший не дрогнувшей рукой приговоренных к смерти невиновных. И они, безликие, неразличимые, снявшие одежду, поворачиваются к нам спинами, да так и стоят за колючей проволокой в кузове автозака, который теперь не кузов вовсе, а их общая могила.

В этом водовороте они – бессмысленные жертвы, «враги народа». «Мы все – пауки в банке», – повторяют девушки, обступая Костикова. Выстрел, красная лента, сочащаяся из головы застрелившегося – хорошее режиссерское решение изменить финал, показав, что миновать такой исход невозможно. Раньше упадет на песчаный пригорок тело с пулей в голове или позже – не важно, если палач и жертва – один человек. И очень мощная эмоциональная концовка: одежду мертвецов посыпает желтым песком одна из девушек (Юлия Ладик), читая стихотворение Анатоля Сыса «Адпусціце мяне, Курапаты, нават з куляю ў галаве…»

Долго будут затягиваться раны могил 1937 на теле земли.

Но помнить об этом сегодня – значит бороться.

Фотографии Дениса Василькова, Юлии Пеплер.