Людмила Громыко

«Паляванне на сябе» по пьесе «Утиная охота» Александра Вампилова
Режиссер Стас Жирков (Украина)
Художник Алена Игруша
Композитор Андрей Ругару (Украина)
Республиканский театр белорусской драматургии

Вампилова в Беларуси ставили редко. «Прошлым летом в Чулимске» и «Провинциальные анекдоты» в Театре имени Якуба Коласа, «Старший сын» («Свидание в предместье») в Русском имени М.Горького, намного позже в СХТ, «Прошлым летом в Чулимске» («Валентина») в РТДБ. Пожалуй, это все наиболее известные спектакли. То, что запомнилось за несколько десятилетий. Интерпретируя Вампилова, никто из режиссеров рамок психологического театра не нарушал. Да и в голову такое навряд ли кому-то могло прийти. Привычно искали человеческое в человеке и не особенно обостряли социальный контекст.

«Паляванне на сябе» по мотивам пьесы Александра Вампилова «Утиная охота». Республиканский театр белорусской драматургии.

Особняком стоит только одна история. В 1979, пытаясь заложить фундамент Театра-студии киноактера, молодой и неукротимый Валерий Анисенко при поддержке «Беларусьфильма» поставил «Утиную охоту» с группой актеров минских театров. Высокопоставленные чиновники смотрели спектакль по очереди, пытаясь определить его судьбу, на один из просмотров ждали самого Машерова. В итоге, сыграли «Утиную охоту» несколько раз, а в репертуар нового театра не включили. Обнаружилась ли в этой работе «тотальная дисфункция советского человека… распад личности… необратимый нравственный перекос драматургии диагноза… начало конца» (П.Руднев) – сказать теперь сложно. Но осталась легенда об интеллектуальном актере Викторе Тарасове, его уязвимом Зилове, «фиксирующем чужое предательство, ложь и фальшь, накапливающем отношение к ним» (Т.Орлова). И легенда о сопутствующем скандале. Изгнание Анисенко из созданного им театра обычно связывают с этим спектаклем.

Но нам важно другое, почти сорок лет спустя «Утиная охота» в РТБД тоже вышла за рамки устоявшихся представлений о том, как это может быть поставлено. Что ни говорите, но укоренившаяся у нас привычка к линейному изложению сюжета, последовательному актерскому проживанию кажется неистребимой. Разноречивые мнения и оценки, выплеснувшиеся в соцсети после премьеры «Палявання на сябе», как раз и можно объяснить утраченной способностью понимать режиссерский текст. Будто и не было в современном белорусском театре спектаклей Виталия Барковского – с изрезанными в лапшу пьесами, «бессовестной» игрой с вариативностью смыслов. Только где ты сейчас, Виталий Барковский?

Андрей Новик (Саяпин).

Стас Жирков атакует зрителей сразу и со всех сторон. Спектакль свободно вырастает прямо из пьесы. Используя все ее явные и потайные психологические навороты, режиссер пробивается через пыль времен, с начала 1970-х – в нашу реальность. Это взгляд сквозь десятилетия: что с нами стало? Ретроспектива переходит в перспективу, прошлое – в настоящее. Действительность слоится и раздваивается. Словно упирается в стену – нравственный коллапс. Общее безнадежное, принимающее уродливые формы сегодня. Такая исходная позиция заявлена в первых же эпизодах спектакля. Сразу не смешно. Не-комедия. Нас честно предупреждали. Опыт и тайные знания каждого индивида заставляют каждого вздрогнуть. То, что было, ушло. Важно – сейчас. Казалось бы, что играть дальше?

Сцена из спектакля.

Аккуратно расставленные бутылки от спиртного вдоль периметра сцены (художник Алена Игруша). Бутылки под помостом, который обозначает границы квартиры с белой холодной стеной из дешевого советского кафеля. Пробило стену, рухнуло наискосок сухое дерево. Его кора отсвечивает синим (ненужный декор, который, однако, рифмуется с такими же синими бутылками и муляжами убитых уток). Две двери, одна из них – только пустой проем. Черный провал, из которого всегда неожиданно появляются персонажи: люди и нелюди, фрики. Зафиксированные прически, алые губы, ломаная странная пластика. Их функции двоякие, соответствующие различным смысловым пластам спектакля. В прошлом – они персонажи из вампиловской пьесы; в настоящем – актеры РТБД, играющие сами себя, с актуальными текстовыми вбросами. Но в спектакле есть еще вневременное пространство с фриками. Его «черная дыра». То ли это монстры измененного алкоголем сознания Зилова (что точно прописано в пьесе), то ли некий вневременной фантом. Так или иначе, но именно эти персонажи – связующее звено между прошлым, настоящим и будущим – наводят на мысль о том, что все во Вселенной существует одномоментно. Возникает ощущение, что режиссер (и мы вместе с ним) на все происходящее смотрит отстраненно, как бы сверху. Нам не просто рассказывают историю и подводят к определенным выводам – копаются в мозгах. Одномоментно – значит ничего не исчезает и не проходит бесследно. Все в ответе за все.

Гражина Быкова (Ирина).

Доведенная до абсурда жизнь слоится и множится, эмоции препарируются, усиливаются актерами. Саяпин (Андрей Новик) на прямых ногах с выпрямленной спиной – чего изволите? Очень современный тип, для таких социальные лифты и сегодня определенно работают. Романтичный до экзальтации Кузаков (Андрей Курень), совершенно новый для актера типаж, резкий выход в характерность. Абсолютно реальный начальник Кушак (Сергей Шимко). Актер легко находит мотивации для каждой фразы, для любого, проведенного через него режиссерского жеста. Смелый яркий гротеск персонажей Гражины Быковой (Ирина), Анны Семеняко (Вера), Анастасии Бобровой (Валерия). Очень интересно следить за тем, как Стас Жирков работает с эмоцией, как вгрызается в текст, как рождается действие и возникает логика этого действия. Неожиданный, пульсирующий поток мыслей и поступков – как в жизни – которые невозможно предвидеть.

Параллельная реальность. Фраза Зилова: «Будущее уже наступило» – звучит трагично. И когда Галина (сосредоточенно-точное существование, ни одной лишней эмоции у Людмилы Сидоркевич) говорит о будущем ребенке, Зилов теряет сознание. И тут парадоксальным образом очерчивается гуманный посыл спектакля.

Максим Брагинец (Зилов), Людмила Сидоркевич (Галина).

Разные интерпретации «Утиной охоты» проходили через образ Зилова: «лишний человек», циник и ничтожество, потерянное поколение; и все словно на качелях – хороший–плохой. Исполнитель главной роли Максим Брагинец как бы выводит этот образ из зоны нравственного императива. За пределы реальности. От воли и целеполагания Зилова не зависит ничего. Кто же он? Песчинка в холодном космосе. Но удивительным образом в нем теплится, трепещет, исходит болью, извините за выражение, – живая душа. Максим Брагинец погружается в образ глубоко. Исследует сложность и неоднозначность поступков героя, у него есть куски исповедальные, искренние, есть слезы, оскалы ярости и второй план. Все – вне бытового цинизма, в тисках обстоятельств, в пространстве безнадежности и отчаяния. Именно эпизоды с Зиловым создают смысловой каркас спектакля. Сцены с женой Галиной его цементируют. Спасательный круг герою, казалось бы, бросает режиссер: есть дом, семья. Здесь всякий раз происходит «охота на себя» и намечается возможное возвращение Зилова к себе. Или невозможное? В этом спектакле неуместен хэппи-энд, просто человек умер, но никто не заметил.

Фотографии из архива Республиканского театра белорусской драматургии.