Людмила Громыко

Республиканский фестиваль национальной драматургии имени В.И.Дунина-Марцинкевича седьмой раз прошел в Бобруйске. Его не без оснований называют особенным. В конкурсной программе представлены спектакли по пьесам белорусских драматургов, которые смотрят и обсуждают белорусские критики. Жюри выбирает и отмечает лучшее. Такой пристальный взгляд на театральный процесс, пусть раз в два года, конечно же, необходим. Спектакли отечественных театров по пьесам белорусских драматургов представляют национальный театр таким, какой он есть. Живой процесс в живом отражении. Казалось бы, бей барабан! Вот оно, наше, сегодняшнее, настоящее. Прорастающее сквозь устаревшие шаблоны и представления. Остается усвоить ценный театральный опыт, который существует по-над статусом культурного мероприятия.

К внешнему блеску мы давно привыкли. На самом деле интересны не только отчеты о проведенном мероприятии. Нам есть, что показывать, о чем задуматься и об этом свидетельствовала программа фестиваля. Конечно же, в ней были представлены не все спектакли и не все действующие драматурги. Но тем не менее, отметились наиболее успешные: Дмитрий Богославский, Павел Пряжко, Константин Стешик, Андрей Иванов, Максим Досько, Юлия Чернявская. Кроме того, на читках прозвучали тексты Николая Рудковского, Дарьи Кулик, Ольги Прусак, Алексея Макейчика. Сложно теперь утверждать, что пьесы белорусских драматургов не пользуются вниманием и редко попадают в репертуар отечественных государственных театров. Да и вообще, в этом ли дело? Вот, например, что говорит о новой белорусской драматургии известный критик Дмитрий Ренанский: «Это какой-то фантастический белорусский феномен, древо, что плодоносит и плодоносит — причем совершенно особым образом, отличным от древа русской новой драмы. Честно говоря, я не думаю, что они ориентировались на русский рынок или русский контекст. Каждый из них прорастал как-то совершенно своеобычно. Русское театральное сообщество увидело в них что-то такое, чего нет в русской новой драме. Феномен белорусской драматургии — это ведь фантастическая удача для такой маленькой страны с очень небольшим городским культурным слоем, как в Беларуси. И этот феномен растет, эволюционирует во времени, и он причудлив. Этого вполне хватит. Должно пройти какое-то количество времени, чтобы появилось что-то еще. О белорусском театре – о режиссерах, актерах, спектаклях – через сто лет никто ничего не будет знать. Останутся четыре фамилии – Пряжко, Богославский, Стешик, Досько… Наверное, в ближайшие годы еще кто-нибудь появится, продолжит этот ряд».

Такая активность в драматургии для нас – явление из ряда вон выходящее. Культурный феномен, который сложно было предвидеть или запрограммировать, процесс, который проблематично отрегулировать. Еще лет двадцать назад пьесы двух-трех драматургов ставили повсеместно и только в рамках закрепленной театральной эстетики. Такая ситуация существовала десятилетиями, ее никто и не пытался изменить. «Напрыканцы 1980-х у рэспубліцы было некалькі дзеючых драматургаў: Аляксей Дудараў, Анатоль Дзялендзік… Беларуская драматургія існавала недзе на адхоне, праблема была заўсёдная. Ніводзін тэатр асабліва не хацеў да яе набліжацца. Усе чакалі «новую п’есу ад Дударава». Перадусім беларускія аўтары пастаянна скардзіліся, маўляў, іх не ставяць, пра іх ніхто не думае. І сапраўды, з імі нават кантакту не існавала. Твораў, напісаных па драматургічных канонах, чыстых драматургаў, такіх як Макаёнак, Дудараў, было няшмат. Але з імі супрацоўнічалі ўсе. Тым не менш, структура класічнай драматургіі паступова ламалася» – свидетельствует Валерий Мазынский.

Новое «непоротое поколение» драматургов, состоявшихся в последнее десятилетие, не работает с конъюнктурой, они далеки от обязательных советских установок «на свет в конце тоннеля» или на хэппи энд. Их интересует внутренний мир людей и то, как окружающая действительность прорастает через социум, отражается на человеке, как ломает или возвышает его. Жизнь, национальная травма белорусов – мы не мы или кто мы?  – предмет бесконечных исследований и рефлексий, то, что придает текстам особую интонацию.

Еще одна особенность – соотнесенность с поисками нового сценического языка. Настоящий кайф в том, что мало кто из молодых режиссеров точно знает, как нужно, и ориентируется на то, как правильно. Для лучших спектаклей неприемлемы давным-давно заидеологизированные эстетические обязательства. Отсутствие преемственности, убедительно оформленной в эстетическую идею, и определяет направление движения нового белорусского театра. Старые эстетические обязательства становятся ловушкой, попадая в которую сложно развиваться дальше. Белорусские режиссеры от тех же хорошо наученых российских отличаются, наши сами выкачались, у них свой путь. Не удивительно, что споры о спектаклях на фестивале разворачивались с режиссерами старшего поколения, которые не смогли создать собственную школу, научить, заблудились во времени и теперь отчаянно цепляются за тени прошлого.

В этом году действительно была собрана программа, которая позволяет подумать о том, что в белорусском театре происходит, как он развивается, что такое новая белорусская драматургия. Случилось ли? Только с некоторыми, оговорками. Впрочем, отрицательный опыт, это тоже опыт. Важно понять, как делать не нужно, иначе все очень легко может обессмыслиться.

Фестиваль национальной драматургии – это совсем не про деньги. И даже не об их отсутствии. Тем не менее, отобранный для показа спектакль «Опиум» Виталия Королева на фестиваль не приехал, потому что не смогли решить вопрос с покрытием расходов для его участников. Спектакль и пьеса событийные, представляют независимый театр, отмечены Национальной театральной премией, дипломом Белой Вежи «Лучший спектакль малой формы». Без него общая картина неполная. Так разве яркое и точное отражение театрального процесса в рамках фестивальной концепции – не дело чести для его организаторов? Иначе зачем тогда все?

Не были представлены «С_училища» Андрея Иванова (Центр визуальных и исполнительских искусств «Арт корпорейшн»), «Две души» Максима Горецкого, «Радио «Прудок» Андруся Горвата (Национальный театр имени Янки Купалы), «Мудромер» Николая Матуковского (РТБД). Невозможно показать все, но я и не говорю обо всем. Только о тех спектаклях, которые делают общую картину более выразительной, идею осмысленной, имеют точно выраженные художественные критерии, обогащенные новыми знаниями о современном мире. Логично и разумно представить в программе обязательное вместо случайного и сомнительного.

Фестиваль национальной драматургии – это совсем не про то, что в Бобруйск Купаловский театр не поедет. То есть, как это – на фестиваль национальной драматургии первый национальный театр не поедет? Это вообще-то о чем? Кстати, «Урожай» Павла Пряжко, который купаловцы все-таки привезли, был показан параллельно со спектаклем РТБД «Сережа», где присутствовало практически все жюри. Таким образом, драматург, о котором, более всего говорят в Беларуси и за ее пределами, был, образно говоря, обезврежен и отодвинут от конкурса. Пусть спектакль «Урожай» Купаловского театра – явная неудача. Но разговору о сценической интерпретации одного из лучших произведений Пряжко и о драматургии Пряжко это никак не могло помешать. Однако помешало.

Фестиваль национальной драматургии – это не про затертый хорошим актером до дыр спектакль «Моня» Театра одесского разлива «Ланжеронъ», включенный в афишу только потому, что автор когда-то был родом из Бобруйска. И тем более, это не по-советски завернутая конъюнктура в спектакле «Не покидай меня» Калужского областного тюза; и не стеб над белорусским языком в спектакле «Лондон» Пермского тюза. Есть ведь рамки приличия, в конце концов. Из пяти показательных выстрелов, произведенных под вывеской «Гости фестиваля», три были сделаны холостыми патронами. Зато «Ты найдешь Алису под старым снегом» Алены Иванюшенко (Грузинский государственный театр г.Гори имени Георгия Эристави) и «Два перстня» Павла Пряжко (Санкт-Петербургский Театр Post) оказались образцовыми для избранного формата. Может быть, этим и стоило ограничиться?

Фестиваль национальной драматургии – это про то, как важно сделать все правильно. А для этого понять, что присутствие авторов текстов на таких фестивалях обязательно. Все программы – сами спектакли, читки пьес и лекции должны быть разведены по времени. Раньше получалось. В этом году возможности охватить все у экспертов не было. Не было подведения итогов, дискуссии за «круглым столом», конференции по драматургии. Но как раз все это и помогает отделить «зерна от плевел», привлечь внимание к белорусским авторам, информации о которых не хватает нашим пассивным и нелюбопытным режиссерам. И хотелось, чтобы гости, которые присутствуют на фестивале от начала до конца, все же принимали какое-то участие в дискуссиях и фестивальной жизни.

Кстати, непонятная путаница произошла при вручении дипломов. Кроме основных номинаций, жюри определило только три специальных диплома. За актерский ансамбль – спектаклю «Гэтамы», за успешный продюсерский проект – Марии Дашук, за жизнь в искусстве – Тадэушу Кокштысу. Дипломы всем приглашенным коллективам, которые выступали вне конкурса своеобразный знак благодарности, и только) инициировал сам театр.

Но во время церемонии закрытия вдруг «смешались в кучу кони, люди»… Никто ничего не понял, но работа жюри таким образом была поставлена под сомнение. Зачем вообще нужно жюри, когда награждаются все участники, и каждой сестрице предлагается по заушнице?

В целом картина получилась впечатляющая. И опыт разнообразный. Например, для того чтобы провалиться со спектаклем на фестивале белорусской драматургии, новая драма не нужна, достаточно классики. «Сымон-музыка» режиссера Михаила Краснобаева в Коласовском театре как раз об этом. Пережив пристрастный разбор критиков на Белой Веже, театр решил рискнуть с новыми экспертами. Результат тот же. И не менее важный для самого театра. Еще раз убедились, профессиональный уровень, на котором все исполнено, критиков озадачивает. Так, кажется, уже нигде не пляшут и не поют. К тому же, полное обнуление славной истории Коласовского театра.

Впрочем, иные спектакли профессиональные горизонты на фестивале уверенно раздвинули. Новая драматургия, посредством театра вступающая в диалог со зрителем, явление контекстное. Ей подвластна любая театральная форма, из которой и возникают актуальные смыслы. Это могут быть услышанные мысли с неожиданными поворотами и выводами. Или эмоциональная рефлексия, или импульсивно возникающие пластические формы и движение. Это свобода художественного вымысла и необузданное пространство мысли. Современный театр разнообразный, так как идет не только по узкому коридору слова, а двигается и возникает вместе с режиссерскими идеями. Скользящие структуры, отсутствие линейного сюжета, множественность смысловых линий. Внутреннее пульсирующее напряжение – все это принесла на сцену новая драма. И если что – раздвинула горизонты для нового театра и не отказалась от хорошо знакомого старого. Это плохой психологический театр становится невыносимо скучным сегодня. Хороший психологический благополучно усваивает новые тексты. Два спектакля Стаса Жиркова, представленные на фестивале (всегда кто-то оказывается более гибким, чем мы) – как раз об этом. Лихие, импульсивные, актуализирующие проблемы в жестком режиссерском посыле – «Гэтамы». Спектакль полностью передоверен актерам, которые один за всех и все за одного и обязательно взрывают публику. «Папа, ты меня любил?» по пьесе Дмитрия Богославского «Тихий шорох уходящих шагов» у Стаса Жиркова как бы существует в новой реальности. Мы о ней еще совсем мало знаем. Но она двоится, расслаивается, проскальзывает между жизнью и смертью, играет человеком и с человеком. Просто очень важно было вовремя почистить колодец. Когда-то, не сейчас… Здесь нет или почти нет привычной нам режиссуры, линейно выложенного сюжета. Но все в спектакле обосновывается, держится на внутреннем напряжении, которое есть суть усилий всех сразу. И новая режиссура, и новая драматургия и основательные актерские работы – все как единое, непрерывающееся действие. И жизнь как длящееся мгновение.

«Летели качели» Константина Стешика в постановке Дениса Паршина в Гомельском городском молодежном театре вызвали среди критиков много споров. Но мне хочется порадоваться за театр, которому в последнее время сложно отказать в смелости и стремлении прорвать кольцо непонимания вокруг своих спектаклей. Конечно же, это не просто. «Летели качели» многие отвергают. Но вот за год существования в спектакле все логично выстроилось, его рваная, фрагментарная структура уверено освоена актерами. Его острая повествовательность – как чтение хорошей книги с множественностью сюжетных линий, актуальная сегодня. Потенциальная аудитория – не исчерпана.

О том, как документальную драму можно ввести в привычные рамки, если тщательно поработать над жанром, аккуратно причесать, называя при этом документальной, свидетельствует «Музыка улиц» Карины Рыбак в ее же постановке. Получилось миленько и трогательно, не более того. Как бы новые актуальные тексты, и как бы искренние напоказ улыбашки. Можно и так, никому не мешает. Как говорится, спасибо за попытку. Тоже – «Сиртаки» Ольги Прусак, режиссер Татьяна Троянович. Жанр спектакля обозначен как «молодежный драйв», честно говоря, я бы уточнила – «театральный супермаркет». И товар по полочкам разложен с точным расчетом. Якобы острый текст и по-бытовому развязанный сюжет. Актеры лучше двигаются, чем разговаривают, в словах заметны неумелость и зажим. Режиссер, кажется, сделала, все, что могла. Но этот стремительный полет среди сверкающей театральной мишуры хорош сам по себе, и как бы отделен от текста. Однако и здесь за попытку спасибо. Для Театра имени В.И. Дунина-Марцинкевича – ценный и безусловно полезный опыт.

«Сережа» Юлии Чернявской (РТБД, режиссер Александр Гарцуев) – еще один спектакль, который дал повод для оживленной дискуссии среди критиков. Наверное, ее можно было трактовать шире – об общем недопонимании того, что происходит в белорусском театре. Если сейчас не время перемен, которые важно зафиксировать, то тогда что же? Так ли необходимо на самом деле полное соответствие костюмов героев и деталей сценографии, обозначенному в спектакле времени? На мой взгляд, «Сережа» в РТБД – попытка поставить диагноз современному обществу через исследование нашего прошлого, на примере жизни одного поколения.

Режиссер Александр Гарцуев и драматург Юлия Чернявская хорошо понимают друг друга, опираясь на общие архетипы коллективного сознания прошедшей эпохи. Повествование охватывает десятилетия: множество нюансов, непредсказуемость ситуаций, сломанные судьбы, кармические долги. Какие семена посеяли, такие плоды взрастили. Главное даже не философский подтекст, который важен сам по себе, но общая обреченность как неизбежный итог для каждого. А вы что хотели? Мы ведь не хотели ничего… Были хорошие девочки и мальчики, институт, общежитие, пьянки и поцелуи. Кто-то писал доносы на своих друзей, именно у него получилось сделать карьеру. Сегодня все иначе. Дамочки из интеллигентных семей пишут начальству письма – просто так, мол, я им всем покажу! С карьерой при этом получается не всегда. В пьесе и спектакле нет подобных прямых аллюзий, но это – корявое наследие прошлого, которое сегодня для многих становится моральной опорой. Вроде как изуродованным чувством справедливости. И это только одна из актуальных линий в пьесе и спектакле. О том, как это своевременно, даже говорить не стоит. Прямая режиссерская отсылка – день смерти Высоцкого, лето 1980. Предтеча нового времени, совести эпохи не стало. А «Сережа» в РТБД – начало разговора о человеческой самоидентификации.  Гомосоветикус сегодня.

«Два перстня» Павла Пряжко. Театр Post (Санкт-Петербургский, Россия)

Один из самых ярких спектаклей в программе фестиваля «Два перстня» Павла Пряжко и санкт-петербургского Театра Post. Испытание новой формой для публики, которая, кстати, готова его выдержать. Восторг от критиков с одной стороны, и «Что это было?» – от критиков с другой. Респект организаторам, за то, что «Два перстня» показали. Если сегодня фестиваль национальной драматургии априори есть лаборатория нового белорусского театра, то «Два перстня» – спектакль программный. Контекст, атмосфера, погружение, чистота формы, извлечение смысла из осмысленного движения, звука, обслуживание актерской традиции, разрушение границы между зрителями и исполнителями, эмоциональный диалог – его новый инструментарий и наш новый художественный опыт. Не поймите меня буквально, вариантов много. Но главное – это желание делать хороший театр.

Фотографии Александра Чугуева.